Христиан Иоганн Генрих Гейне (1797 — 1856)

Гейне: “Право, не знаю, заслуживаю ли я того, чтобы гроб мой украсили когда-нибудь лавровым венком. Поэзия, при всей моей любви к ней, всегда была для меня только священной игрушкой или же освящённым средством для небесных целей. Я никогда не придавал большого значения славе поэта, и меня мало беспокоит, хвалят ли мои песни или порицают. Но на гроб мой вы должны возложить меч, ибо я был храбрым солдатом в войне за освобождение человечества!“ (3 том книги “Путевые картины“, 1829). «Ректор французского лицея, отметив незаурядные способности Гейне-ученика, посоветовал его матушке направить сына в Рим для священнической карьеры. Несостоявшаяся карьера придаёт лёгкую иронию рассуждениям поэта. Не отрекаясь от поэтической славы, поэт так комментирует повороты своей судьбы: “Ничего из меня не вышло, ничего, — только поэт“, и далее: “Я не стану с ложной скромностью, изобретённой ничтожествами, отрекаться от моей поэтической славы“. Обращение к лютеранству в 1825 г. означало обретение поэтом пропуска о допуске к образованию. Признавая безусловный характер подвига Лютера в деле становления национального сознания немцев, в деле развития немецкой философской культуры, он видел также, что лютеранство утверждало “платёжеспособную мораль немецких бюргеров“ так же, как тезис Гегеля о “разумной действительности“, оправдывая государственно-церковный строй Пруссии. Закономерно признание Гейне, которое он сделал в “Послесловии“ в книге “Романсеро“ о возвращении к Богу. Если рассматривать возвращение к Богу как своего рода отставку поэта в частную жизнь, то это, конечно, будет правдой. Бог — истинное благодеяние для небогатого и очень больного человека, с Богом он не одинок: “могу молиться и жаловаться и без стеснения изливать свою душу пред всемогущим и доверить ему кое-что из того, о чём мы обыкновенно умалчиваем даже и перед собственной женой“. Он сжигает рукопись о философии Гегеля, сожалея, что не уничтожил всех своих философских сочинений». Поэзия Гейне, сочетающая политические мотивы с виртуозностью формы, песенностью, получила известность в Англии, США, России и др. странах. Из стихотворения “Странствующие крысы“ (перевод П. И. Вейнберга): “Все идутъ, бросая мертвецовъ своихъ. Страшны и зловѣщи эти крысьи морды! Головы скитальцевъ, поднятыя гордо, Выстрижены гладко: каждый волосокъ Радикально срѣзанъ, ультра-коротокъ. Радикалы-крысы ни во что на свѣтѣ Не имѣютъ вѣры; объ авторитетѣ, Чей бы тамъ онъ ни былъ, слышать не хотятъ Всѣ — отъ самыхъ старыхъ до птенцовъ крысятъ. Чуждыя малѣйше выспренней идеѣ, Только и хлопочутъ, какъ бы посытнѣе Выпить и нажраться; въ мысль имъ не придетъ, Что нашъ духъ безсмертный выше, чѣмъ животъ; Дико и строптиво путь свой совершаютъ, Ада не боятся, кошекъ презираютъ; Нѣтъ у нихъ имуществъ, денегъ тоже нѣтъ, А хотятъ — поди-ка! — перестроить свѣтъ! Горе намъ, о, горе! Страшные бродяги Ближе все подходятъ, полные отваги… Вотъ ужъ свистъ нахальный… Ясно слышенъ онъ… Сколько ихъ, о, Боже! цѣлый легіонъ?.. Горе! Мы погибли! Смерть виситъ надъ нами!.. Вотъ ужъ эти крысы передъ воротами… Бургомистръ почтенный ужасомъ объятъ Растерялся мудрый городской сенатъ… Городъ огласился криками и стономъ, Звуками оружья, колоколънымъ звономъ… Страшная опасность! Все пропасть должно, Что́ стоитъ на свѣтѣ крѣпко и давно! Тщетны всѣ усилья, бѣдненькія дѣти! Ахъ, ни эти пушки, ни молитвы эти, Ни указы мудрыхъ городскихъ властей Не спасутъ васъ нынче отъ такихъ гостей. Не спасутъ и фразы, доводы разсудка — На манеръ извѣстный новая погудка… Крысу не поймаешь въ тонкій силлогизмъ, Крыса перепрыгнетъ чрезъ любой софизмъ“ __ “Гейне был убежден, что каждый должен написать свою трагедию «Фауст», полагая при этом, что Гёте не почувствовал истинный дух и внутреннюю душу сказания о Фаусте“ () В одной из своих поэм Гейне продолжает линию народного юмора Гёте: В цикле «Из Гейне» Тютчев вступает с ним в резонансные отношения: “Мир как целое в лирике представителя «гейдельбергского романтизма» в так называемых переводах Тютчева определяет тип творческого мышления русского поэта. «Вторичное высказывание» русского романтика вступает в созвучие с «первичным высказыванием» немецкого поэта“ ()