Бедный Цзянь, удрал от фанаток, как Остап от мадам Грицацуевой

Был тихий час, когда утро еще молодо и чисто. В этот час Грицацуева услышала шаги в коридоре. Вдова живо поднялась и припала к стеклу. В конце коридора сверкнул голубой жилет. Малиновые башмаки были запорошены штукатуркой. Ветреный сын турецко-подданного, стряхивая с пиджака пылинку, приближался к стеклянной двери. – Суслик! – позвала вдова. – Су-у-услик! Она дышала на стекло с невыразимой нежностью. Стекло затуманилось, пошло радужными пятнами. В тумане и радугах сияли голубые и радужные призраки. Остап не слышал кукования вдовы. Он почесывал спину и озабоченно крутил головой. Еще секунда – и он пропал бы за поворотом. Со стоном «Товарищ Бендер!» бедная супруга забарабанила по стеклу. Великий комбинатор обернулся. – А, – сказал он, видя, что отделен от вдовы закрытой дверью, – вы тоже здесь? – Здесь, здесь, – твердила вдова радостно. – Обними же меня, моя радость, мы так долго не виделись, – пригласил технический директор. Вдова засуетилась. Она подскакивала за дверью, как чижик в клетке. Притихшие за ночь юбки опять загремели. Остап раскрыл объятия. – Что же ты не идешь, моя курочка? Твой тихоокеанский петушок так устал на заседании Малого Совнаркома. Вдова была лишена фантазии. – Суслик, – сказала она в пятый раз. – Откройте мне дверь, товарищ Бендер. – Тише, девушка! Женщину украшает скромность. К чему эти прыжки? Вдова мучилась. – Ну, чего вы терзаетесь? – спрашивал Остап. – Кто вам мешает жить? – Сам уехал, а сам спрашивает! И вдова заплакала. – Утрите ваши глазки, гражданка. Каждая ваша слезинка – это молекула в космосе. – А я ждала, ждала, торговлю закрыла. За вами поехала, товарищ Бендер… – Ну, и как вам теперь живется на лестнице? Не дует? Вдова стала медленно закипать, как большой монастырский самовар. – Изменщик! – выговорила она, вздрогнув. У Остапа было еще немного свободного времени. Он защелкал пальцами и, ритмично покачиваясь, тихо пропел: Частица черта в нас Заключена подчас! И сила женских чар Родит в груди пожар… – Чтоб тебе лопнуть! – пожелала вдова по окончании танца. – Браслет украл, мужнин подарок. А стул зачем забрал? – Вы, кажется, переходите на личности? – заметил Остап холодно. – Украл, украл! – твердила вдова. – Вот что, девушка: зарубите на своем носике, что Остап Бендер никогда ничего не крал. – А ситечко кто взял? – Ах, ситечко! Из вашего неликвидного фонда? И это вы считаете кражей? В таком случае наши взгляды на жизнь диаметрально противоположны. – Унес, – куковала вдова. – Значит, если молодой, здоровый человек позаимствовал у провинциальной бабушки ненужную ей, по слабости здоровья, кухонную принадлежность, то, значит, он вор? Так вас прикажете понимать? – Вор, вор! – В таком случае нам придется расстаться. Я согласен на развод. Вдова кинулась на дверь. Стекла задрожали. Остап понял, что пора уходить. – Обниматься некогда, – сказал он, – прощай, любимая! Мы разошлись, как в море корабли. – Караул!!! – завопила вдова. Но Остап уже был в конце коридора. Он встал на подоконник, тяжело спрыгнул на влажную после ночного дождя землю и скрылся в блистающих физкультурных садах.