Севастополец Игорь Вольский: «Если у вас нет аргументов для оппонента, то значит, вы идёте в никуда»

Сегодня, в День народного единства, мы объединились с коллегой-врачом, родные которого, как и мои, были безвинно репрессированы при Сталине, и отправились на кладбище пятого километра (всё же так для севастопольцев привычнее, нежели кладбище посёлка Кальфы) с целью посетить севастопольский Мемориал памяти жертв политических репрессий 1930-х - 1950-х гг. «Вы не забыты!» Нашли мы его довольно легко. Всё, как и было написано и вход там, где церковь, не доходя до неё – первый поворот налево, потом второй поворот направо и прямо верх до развилки, на которой повернуть налево. По дороге мы спрашивали людей про этот Мемориал. Человек десять опросили, но никто о нём даже не слышал. В общем, Мемориал в неплохом состоянии, хотя факелы надо бы покрасить и подправить. Видно было, что недавно там спилили все деревья. Причина неясна. Если они засохли, то ладно. Но по пенькам на это непохоже. Представляю, какое здесь летом пекло, а тени нет. Хотя и сегодня плюс 23 да с суховеем. Возложив цветы к стеле, мы обратили внимание на ещё одного мужчину с гвоздиками, которые он принёс, как выяснилось, своей бабушке Татьяне Сергеевне Вольской. Мы познакомились. Зовут его Игорем Сергеевичем Вольским, и поведал он нам много интересного. Бабушка Игоря Сергеевича 1910 года рождения. Жила она в Николаеве, была замужем, муж работал на Черноморском судостроительном заводе сначала начальником транспортного цеха, а позже – замом председателя облисполкома по промышленности. В 1938 году было дело НКВД по этому заводу, и он попал по этому делу. Сейчас уже известно, говорит Игорь Сергеевич, что нередко люди попадали просто по разнарядке. Насколько мы знаем, дед ТАМ смог вскрыть себе вены. Официальных липовых документов было несколько: один, что он был расстрелян, второй, что в 1944 году в какой-то тмутаракани умер от какой-то болезни. Тогда по делу Черноморского судостроительного завода попало очень много людей, но через три месяца их всех выпустили. А бабушка с семилетним сыном - моим будущим отцом оказалась на улице, потому что в их квартиру въехал новый начальник областного НКВД. Правда, через три месяца его тоже расстреляли. Бабушка жила у родственников, потом уехала в эвакуацию, вернулась из неё в Николаев, была секретарём парткома на одном из заводов средней величины, потом – начальником отдела, но жизнь, конечно, была сломана. Статус политрепрессированной у бабушки был. Сын учился в военном училище. Официальные сведения о том, что дело это было сфабриковано, у нас появились в 1954 году. Документы хранятся у моей матери, поэтому я сейчас точно не могу сказать, как они называются. Последние годы бабушка жила у нас в Севастополе, умерла 2 ноября 1999 года. Мемориал был открыт, насколько я знаю, в девяностых годах, благодаря стараниям человека, который тоже похоронен здесь. Это Игнат Янович Сендик. Тогда было задумано так, чтобы все надгробия были строго одной формы, чтобы не было социальных различий. Игорь Сергеевич считает, что современная ситуация от тогдашней сильно отличается, потому что тогда коса косила, на кого попадёт. А сейчас есть какие-то мотивировки, есть судебные решения, а не решения какой-то тройки непонятной. Хотя конечно нельзя положительно относиться к жертвам любых политических репрессий, потому что идеологические вопросы и решаться должны идеологически, убеждён он. Если у вас нет аргументов, чтобы возразить своим оппонентам, значит, вы идёте в никуда. Другое дело, если были какие-то действия, а то показали дом чиновника и за это посадили… Так живём… Но я думаю, рано или поздно это всё-таки как-то поменяется.