ФРОСТ Р. Л.: Остановившись у леса снежным вечером, 1922 ч.4: финал (ТВ-Тройников / 2024)

ФРОСТ Роберт Ли: “Остановившись у леса снежным /зимним/ вечером“, 1922 – ч.4 (ТВ-Тройников 2024 / Поэзия самопознания и миропонимания). Цикл-вложение «Поэзия Запада». Миницикл-исследование в честь 150-летия со дня рождения Роберта Ли (1874 – 1963): финал. «ОСТАНОВКА У РОЩИ ВЕЧЕРОМ В СНЕГОПАД», 1922 (Пер.: Мария Николаевна Шишлина) Владельца здешнего, мне кажется, я знаю, Но дом его в деревне, вспоминаю, Он не увидит, что я здесь стою, Как снег заносит рощу, наблюдаю. Конёк мой видно думает, что я Сошёл с ума, чтоб в месте без жилья, Меж рощицей и прудом в корке льда Застрять в темнейший вечер декабря: Встряхнулся, звякнув — правда ли сюда Нам было ехать, что за ерунда? И если слабый ветер не считать, То тихо. Пухлых хлопьев чехарда. Прелестны глубь и тьма, всей рощи стать, Но сам затеял, надо исполнять, Мне далеко, ещё не скоро спать. Мне далеко, ещё не скоро спать. Несмотря на универсальность сценки, важно её представить во всей конкретике. Путник на санях по первому снегу проезжает мимо опушки леса в декабрьских сумерках, в канун самой длинной ночи в году, в преддверии Рождества (во времена поэтов-метафизиков самым коротким днём в году считался день св. Люции, по ст. ст. 13 декабря, что обыграно в знаменитом стихотворении Джона Донна). Убаюканный ездой, он по какой-то причине останавливает лошадь (или она сама останавливается, не чувствуя более руки задумавшегося или задремавшего ездока?) и в изумлении, вздохнув полной грудью, созерцает зимнюю перемену мест, некую ничем не оспоримую очевидность безмолвия — то белизны, на фоне которой лес становится черным, по-особому рельефным, то метели, засыпающей пруд. Сравним: как это у Ф. И. Тютчева в стихотворении «На возвратном пути», 1859: «Здесь человек лишь снится сам себе…». Или же путнику становится холодно и он вспоминает («просыпаясь»?) о практической цели своей поездки, быть может, его пугает что-то — либо «нездешние» звуки на краю земли (шорох метели, вой ветра, скрип деревьев), либо отсутствие огней, пустота, мысли (о смерти, человеческих утратах, о тщете жизни и соблазне вечного покоя), либо природа, в своем зимнем одиночестве нарушившая границы, излишне близко подступившая к человеку, ставшая без дневных прикрас и летних украшений «самой собой» — «угрюмым лесом», как у Тютчева в процитированном выше стихотворении «На возвратном пути» (1859), где путешественник напоминает себе: «Путь далёк — не унывай…». Так или иначе, но путник, снова вздохнув (этот вздох, или серия разных вздохов, представляет собой важнейшую поэтологическую, ритмическую часть стихотворения), забывает о «грёзах» и ночных полётах мысли, о пределах молчания и умолчания, вспоминает о том, где находится, что ему пора домой, туда, где сон и покой не страшны, привязаны к узнаваемым вещам и звукам, и где у всего, в том числе у сна, есть до поры до времени свой земной хозяин. Он, насколько мы знаем по этому и другим стихотворениям Фроста, живёт в деревне, занимается починкой изгородей, не любит чужаков в своих владениях, похоронил ребёнка, готов сравнить себя с птицей, поющей на закате свою предсмертную песнь… Прелесть фростовского стихотворения в том, что оно удивительно лаконично. В нём нет элементов психологизма, драматически поданной описательности, выполняющих чисто декоративную функцию прилагательных. Однако именно в лаконизме стихотворения кроется фигура умолчания, которая, подчеркнём, никак не объясняется, ни с чем не сравнивается. Но как некая самоочевидность, как некая безличная музыка она поэтически говоряща. «Хозяин» знает своё. Между поэзией и существованием нет границы… «Хозяин» леса и всего мира — несомненно Бог. Он всевидящ. Именно перед ним путник в конечном счёте держит ответ («promises to keep»). И именно Бог, вступая в диалог с человеческой душой, поддерживает её при наличии веры в земных испытаниях. Его подлинный дом — храм Божий, но в отличие от «храма» ночного леса (приют нечистой силы) он расположен особо, в деревне. Первые две строки 1-й строфы сообщают о двух хозяевах леса — земном и Небесном. Один обладает ей от века, другой на правах собственности, купил за деньги или просто по праву рождения – аристократы-лэндлорды. Один не нуждается в оправдании, другой колеблется между верой и безверием, различением в природе то высшего смысла, то его полного отсутствия. Почему Бог не желает зреть путника, в принципе знающего, кто его хозяин («I think»), но остановившегося именно на краю сумрачного леса? — Может быть, потому что он совершил нечто, что привело его к … Приятного просмотра и полезного вникновения-погружения всем заинтересованным зрителям – любителям и ценителям Великой метафизической Поэзии: Поэзии само-, миро- и Богопознания! Сергей Сергеевич Тройников Drive Production “Поэзия Запада: классика западной поэзии”: Предыдущий 158-й выпуск: ФРОСТ Р. Л.: “Остановившись у леса снежным вечером”, 1922 – ч.3 (ТВ-Тройников / 2024)