Paris-encore – Михаил Щербаков

композиция: Paris-encore автор и исполнитель: Михаил Щербаков (филолог, русский поэт, автор- исполнитель; Михаила Щербакова сам Окуджава считал наиболее талантливым представителем авторской песни в восьмидесятые-девяностые, хотя внимание на него Булат Шалвович обратил лишь в последние свои годы, зато говорил о нем с неизменной теплотой и считал своим приемником.) альбом: Райцентр (2006 г) В ролике использованы картины британской художницы Lesley Oldaker / Лесли Олдакер (живущей в Швейцарии), называющей свое творчество «попыткой исследовать хаос взаимоотношений индивидов в толпе», говоря: - «Мои работы исследуют сложные отношения людей»; аргентинского художника Fabian Perez / Фабиана Переса и известного белорусского и российского художника-пейзажиста Дмитрия Кустановича - основоположника «пространственного реализма», находящиеся в свободном доступе сети. disclaimer: никаких нарушений авторских прав не предполагается, т.к. аудиоконтент не принадлежит мне, я не получаю прибыли от этого видео, я не владею авторскими правами на видео/фотографии, они взяты из интернета. Мои видео - исключительно для настроения. Потом, не завтра, нет. Зимой, зимой, не раньше. Прозрев и устремив к былому взгляд и разум, в былом найдёшь ты ад. Конечно, ад. Не рай же. Глубин тщеты коснёшься ты и разумом, и глазом. Но тем верней метнёшься к ней, в ущерб всему и разом. Начнёшь, забыв комфорт, разъяв капкан престижа, блуждать среди теней во временах богемных. В дымах и облаках, на чердаках Парижа, в чумных пирах, в иных мирах - подлунных и подземных. И вместе с тем - меж серых стен, больничных и тюремных. Уйдёшь, уйдёшь к теням, в аррондисман вчерашний, к дверям, что всё скрипят (никто никак не смажет). Они не на замке, за ними зверь домашний. Качнётся дверь, очнётся зверь, но ничего не скажет. Хвостом вильнёт, потом зевнёт. И спать опять заляжет. Входи, однако знай: нельзя войти в те воды, в каких уже тонул. Река течёт исправно. Темна страна теней. Оттуда жди невзгоды. Оттуда звук - уже испуг, а если знак - подавно. А если блик - то лишь на миг, неясно и неявно. Сверкнёт былой хрусталь, и звон его хвалёный на миг вернёт тебе пиры, костры, гаремы. Камзол блеснёт златой... мелькнёт берет зелёный... И - снова тьма. Зима, зима. И никакой богемы. Вот и ответ. Её ведь нет. И значит, нет проблемы. А в том, что пуст архив и каталог бессвязен, Париж не виноват. Уж он давно не рядом. Давно не помнишь ты, как он спесив и грязен. Но помнишь ты - мосты, мосты... В саду фонтан с каскадом. И постамент... и монумент, воздевший длань над садом. Пред ним, облюбовав одну из трёх ступенек, стоят седой старик и мальчик-воробейчик. Слепых не щуря глаз, поют они для денег. У старика гармоника, у мальчика бубенчик. Пять первых нот - и вот он, вот - мотивчик тот... рефренчик. А ты уже не слеп. Уже ты сам из тех, кто платит. Скучай хоть вечер весь в бистро, один среди стекла и пробок. Анкор, опять анкор. Третий стакан... шестой, седьмой, восьмой... хватит. Не хочет твой близнец былой ни устриц, ни похлёбок. (Он - тень в толпе, но с ним тебе всё так и жить бок о бок.) ...Гарсон возник из тьмы. Принёс ещё спиртного. Спросил, подать ли счёт. И отошёл, не понят. А те слепые два - то замолчат, то снова: «la boheme... la boheme...» А дальше слов не помнят. 2004 г