В музее Анны Ахматовой в Фонтанном Доме посетители читают строки “Реквиема“

«Давала читать R. Реакция почти у всех одна и та же. Я таких слов о своих стихах никогда не слыхала (“Народные”). И говорят самые разные люди» (из дневника Ахматовой, 13 декабря 1962). Евтушенко: “Ахматова в «Реквиеме» неотвратимо перешла на «причет»: «Эта женщина больна, Эта женщина одна, Муж в могиле, сын в тюрьме, Помолитесь обо мне». Да, в сущности, ни в какой другой жанр не было ходу из этой безысходности. Та женщина из очереди к тюремному справочному окошечку, которая спросила Ахматову на ухо: «А это вы можете описать?», дала ей заказ на «Реквием», как раньше в деревнях заказывали причитания. Ахматова не подвела и заказ выполнила. Но свое причитание она могла читать только самым верным людям, слава Богу, сохранив его в памяти». Аверинцев: “Ее дело было назвать лихолетье лихолетьем, как в старой летописи. Творить надгробное рыдание, не отделяя себя ни от кого. Еще задолго до лет сталинщины, когда ей пришлось говорить о собственной материнской скорби по трижды арестованному сыну, она в том же тоне, от первого лица, говорила о беде матерей в пору Гражданской войны («Для того ль тебя носила я когда-то на руках...»). Она уже знала, к чему призвана“. Более 20 лет не решалась доверить «Реквием» бумаге. Опасаясь за судьбу сына, у себя дома даже шепотом не произносила стихи. Поэма хранилась лишь в памяти самых надежных друзей. Текст занесён на бумагу только в конце 1962 г. «Реквием» передан в «Новый мир». Но публикация не состоялась. Ар.Тарковский Ахматовой (4 июля 1963): «Та Ваша тетрадь стоит в — душе? сердце? в горле? — не знаю, — это громадное явление, этот цикл. Когда-нибудь, в какой-то книге, он осветит все, что Вы писали до него, и все приобретет новое значение, о котором мне Вам писать невозможно теперь, потому что еще никто из нас не умеет еще его оценить. Жаль, что нельзя назвать цикл правильней, чем у Вас (R [“Реквием“]) — Stabat mater dolorosa, — такое название немыслимо, конечно, но оно точней бы выражало замысел. Как много Вы значите для меня, если бы Вы только знали, и я уже почти не боюсь Вас, — уж я-то знаю, Чье Вы орудие». Первое музыкальное воплощение поэмы (с полным текстом) — опус 1966 года ученика Шостаковича Тищенко, который в 62-м встречался с Ахматовой, ранее — с Бродским. «Реквием» молодой композитор писал без надежды на исполнение. Лишь в год столетия со дня рождения Ахматовой композицию исполнили: Поэма, будучи напечатанной на пишущей машинке, начала ходить в самиздате. В 1963 г. текст опубликован в Мюнхене. Зайцев: “...пришлось этой изящной даме из Бродячей Собаки испить чашу, быть может, горчайшую, чем всем нам… Я-то видел Ахматову «царскосельской веселой грешницей», и «насмешницей», но Судьба поднесла ей оцет Распятия. Можно ль было предположить тогда, в этой Бродячей Собаке, что хрупкая эта и тоненькая женщина издаст такой вопль — женский, материнский, вопль не только о себе, но и обо всех страждущих — женах, матерях, невестах, вообще обо всех распинаемых? Откуда взялась мужская сила стиха, простота его, гром слов будто и обычных, но гудящих колокольным похоронным звоном, разящих человеческое сердце и вызывающих восхищение художническое? Воистину «томов премногих тяжелей». Останется навсегда безмолвный приговор зверству“. Шесть стихотворений из «Реквиема» положил на музыку Н.Д.Набоков (1966): «Akhmatova: Requiem» (1981) Тавенера: Поэму опубликовали в СССР лишь в 1987 году. Осенью 1988-го Политбюро ЦК отметило Постановление 1946 года, в котором травили Ахматову и Зощенко () «Stabat Mater dolorosa» кантата Дмитриева по «Реквиему»: «Реквием» Дашкевича (1988): «Реквием» Раздолиной (первое исполнение обоих произведений состоялось в год столетия Анны Ахматовой):