Когда мне было 15 лет, у меня была работа. И все, кроме меня и моего друга были афро-американцы из южного Чикаго. Они были такого возраста, как мой отец. Они были просто сломлены бедностью и у них не было шанса. Я любил их и они любили меня. Почему? Почему я должен жить хорошей жизнью, а они нет? Из-за цвета. Это казалось таким противоречием. Сутью величия Америки является свобода. И тогда бушевала Вьетнамская война. Тогда шел военный призыв. Когда юношам исполнялось 18, их забирали на войну. Было два варианта - либо сесть в тюрьму, либо пойти на войну. Или сбежать из страны и стать уголовником. Серьезно. У меня было много вопросов. Я примкнул к движению за гражданские права. Я выражал свое мнение о войне. Я примкнул к контркультуре. Когда мне было 19, мой друг Гарри сказал: “Поехали со мной в Европу на летние каникулы”. Я сказал - у меня нет денег. Он сказал - у меня тоже нет. Но Френк заплатит за нас обоих. Фрэнк был из Черри Хилл, штат Нью Джерси. Я сказал, хорошо, если он заплатит за нас двоих, тогда я поеду. Мы купили билеты на самолет до Исландии, потому что в то время там не было вулкана, мы должны были пересесть на другой самолет до Люксембурга. И я помню, что в первый день Фрэнка обокрали. У него было не так много денег - потому что в первый день мы ютились в крошечной палатке в Люксембурге. Это то, что он мог себе позволить оплатить. Но когда его обокрали, то у нас не стало даже и палатки. Он поехал назад, а Гэрри и я продолжали искать. И все более и более я приходил к выводу, что такие же лицемерие и поверхностность, против которой бунтовала контркультура, присутствовали и в ней самой, просто в другой обертке. Я на самом деле хотел трансформации. Я слышал, как Мартин Лютер Кинг говорил - что если у вас нет идеала, ради которого вы готовы умереть, то у вас нет ничего значимого, ради чего стоит жить. Я страстно желал найти такой идеал. Махатма Ганди сказал - стань тем изменением, которое ты хочешь видеть в мире, не просто говори об этом, не просто борись с этим - стань этим. Я пришел к своему собственному заключению, это был зов в моем сердце, что эта перемена должна быть чем-то духовным.