Владимир Буковский об обезглавленном народе.

Убогое, нищее государство с деградировавшим населением, которое, тем не менее, держит в страхе весь мир, которое запускает межпланетные корабли на Марс, но так и не научилось выпускать бритвенных лезвий; государство, где, собственно говоря, нет правительства, а есть власть, нет экономики, а есть политэкономия, нет культуры, зато есть Министерство Культуры, обязанное культуру искоренять. Поэты и артисты там стали бюрократами, а бюрократы – артистами и поэтами. Осталась кастрированная страна с извращенным социальным устройством, в которой напрочь истреблен тип человека, способного работать. Остался страх, сидящий уже не в костях, а в генах. Осталась структура власти и репрессивный аппарат, вездесущая пропаганда. Остались, наконец, искалеченные души целых народов, разрушивших свою культуру, истребивших традиции, осквернивших святыни. Быть может, это и есть самое непоправимое, ибо убить в себе человека легко, а возродить почти невозможно. Теперь никто и не оспаривает, что совершено было чудовищное преступление, но – кем? Кто виноват? Как так получилось, что никто не заметил этого раньше? И не найдете вы виновных. Одни твердят, что не знали, другие – что боялись, иные – что верили. Да разве это возможно “не заметить“, когда арестовывают соседей и сослуживцев, когда требуется публично одобрить их уничтожение? Разве можно со страху делить их достояние и занимать их место? Во что же можно верить, видя умирающих от голода женщин и детей, чудом добравшихся до городов из умерщвляемой деревни? А ведь проходили мимо, отворачиваясь, не подавши куска хлеба. И шли дальше рисовать плакаты, сочинять революционные марши, строить заводы-гиганты. У каждого было свое место на этом конвейере, своя не слишком ответственная операция. Все это так, и ничто не может умалить их вины. Но ведь и внешний мир, где вроде бы террор не свирепствовал, тоже ничего “не заметил“, хотя информации было более, чем достаточно. Что бы ни пытались теперь, задним числом, доказать тогдашние властители дум и их современные последователи, они не только не хотели знать правды, отрицая очевидное как вражескую клевету, но и оправдывали происходящее как “агонию старого мира“, как кровь и муки, неизбежные при рождении “нового“. То есть вся гамма, от “не знали“ до “верили“, до террора и страха, страха перед знанием, которое может подорвать веру и интеллектуального террора в отношении еретиков, существовала и там, где ни комиссары с маузерами, ни ГУЛАГи не были неизбежной альтернативой соучастия. В отличие от тех, кто не спал по ночам, поминутно ожидая стука и дверь, этим-то ничто не грозило, кроме потери престижа властителей дум и спасителей человечества. Попросту сказать, их власти. Ну, а ради власти чужих трупов не жалко. Что же случилось с людьми в эти десятилетия? Откуда такое озверение, такая бессовестность, будто и не было тысячелетий цивилизации, отвергнувшей человеческие жертвоприношения? Ведь есть же в человеке нечто, обычно удерживающее его от убийства, грабежа, предательства, наконец, заставляющее прийти на помощь другому иногда даже с риском для собственной жизни. Не одним же только страхом наказания или позора поддерживался на земле порядок многие века. И не впервые возникла у людей способность не видеть факты, подрывающие удобную веру, но к такой глобальной катастрофе эта способность тоже еще не приводила. Куда же девалась не менее свойственная людям способность сомневаться, преодолевать страх, смотреть фактам в глаза? И правда, точно опустилась на землю тьма в полдень, сделав их всех анонимно- безответственными. Так что же все-таки произошло с человеком? А его отменили, сделав продуктом общества и, стало быть, за свои поступки не отвечающим не перед кем, кроме своего “класса“ или коллектива. Более того, отменили и общество, сделав его продуктом истории, а историю – продуктом классовой борьбы, неизбежно ведущей к уничтожению одним классом всех прочих. Ну, кто же станет противоборствовать исторической неизбежности? Зачем же преодолевать страх и мучиться сомнениями, если от тебя ничего не зависит, а происходящее, возможно, есть проявление исторической справедливости? Коли равенство – высшее благо, нехорошо быть лучше других. Так идеология, провозгласившая Деяние началом бытия, делает человека игрушкой обстоятельств, лишенным свободы воли, инструментом разрушения, но отнюдь не созидания. Вопреки доктрине, получаемый “продукт“ так же далек от “нового человека“, как создаваемое общество – от земного рая. И то, и другое – просто деградация. Несчастна страна, где честность воспринимается в лучшем случае как героизм, в худшем – как психическое заболевание: там даже земля родить не будет. Несчастен народ, потерявший чувство достоинства: он обречен на вымирание. Это уже не люди, это Лемуры. Они уже не станут людьми, разве что их внуки. Владимир Буковский в книге “СССР: от утопии к катастрофе“.